Служба живых щитов: цена выживания в кремлевской охране
Чтобы получить право стать живым щитом для первого лица советского государства, нужно было, по сути, перестать быть человеком в обычном понимании этого слова. Требовался не просто "сотрудник", а экземпляр с идеальным здоровьем, выведенный в лабораторных условиях. Физически развитый до уровня атлета, с реакцией, заточенной на упреждение выстрела, и мышлением, способным просчитать траекторию пули раньше, чем с ней справится баллистика.
Отбор в эту касту "неприкасаемых наоборот" — тех, к кому нельзя прикасаться, но кто сам должен был касаться смерти — был не просто суровым. Он был ситом, сквозь которое мог проскочить только тот, кто обладал колоссальным, почти абсурдным кредитом доверия. Это было доверие системы, которая по своей природе не доверяла никому. Кандидатов проверяли до седьмого колена, прощупывали их прошлое, настоящее и, казалось, даже будущее. Любой пустяк — неосторожное слово дедушки в 1918 году, пьяная драка в юности — мог поставить крест на карьере.
Отбор в личную охрану, позднее формализованную в знаменитое 9-е Управление КГБ СССР, был процессом создания идеального инструмента. Инструмента, который не задает вопросов, не имеет собственного мнения и готов в любую секунду выполнить свою единственную функцию — закрыть своим телом "объект".
Они практически не имели права на отдых, на личную жизнь, на слабость. Они жили в постоянном, изматывающем напряжении, прекрасно понимая, что опасность исходит не только от "врагов народа", но и от самих "объектов" охраны. Немилость вождя, один косой взгляд, одна ошибка — и ты из касты "хранителей" моментально переходишь в разряд "вредителей". И это было куда страшнее пули террориста.
Это была работа, от которой нельзя отказаться. Предложение поступить в "девятку" не было предложением — это был приказ, мобилизация. Отказ расценивался как предательство, как минимум — как черная метка на всю оставшуюся жизнь. Ты становился винтиком в машине, которая охраняла другие, более важные винты.
В этой безликой массе теней, где индивидуальность была не просто нежелательна, а опасна, умудрялись появляться свои легенды. Виктор Степанович Богомолов был как раз такой легендой. Даже среди этих отборных экземпляров он умудрялся заметно выделяться. В первую очередь, чисто физически. Он был огромен. Огромный рост, «косая сажень в плечах», как говорили в старину, — это все было про него.
Его сын Владимир, который, кстати, пошел по стопам отца и попал в охрану Брежнева, вспоминал, что у Богомолова была «страшная» физическая сила. Одно только описание чего стоит: шея, как у буйвола, сорок восьмой размер воротничка. Это не просто крупный мужчина, это человек-гора, ходячий бронежилет из мускулов. В системе, где все были равны в своей незаметности, Богомолов был заметен своими габаритами. И именно эти габариты ценились. В эпоху докевларовых жилетов и композитной брони лучшей защитой был человек, способный просто сбить с ног или закрыть своим телом максимальную площадь.
Среди коллег, которые и сами были не из робкого десятка, он получил прозвище, идеально описывающее его функцию, — «Волкодав». В этом слове не было поэзии, это была чистая, незамутненная оценка. Волкодав — это не просто собака, это защитник, приученный останавливать хищников. Ему не нужно быть милым, ему нужно быть эффективным. И Богомолов был эффективен.
Прозвище приклеилось не только за габариты. Он был бесстрашен в бою и, как отмечали, «предан как пес». Впрочем, последнее — обязательное требование. С теми, чья преданность вызывала сомнения, система прощалась быстро и без сантиментов.
Мало кто решился бы потягаться с ним в силе. Говорили, что в рукопашной схватке он один мог справиться с тремя-четырьмя соперниками. И это не были дворовые драки. Богомолов был мастером спорта по борьбе и мастером спорта по стрельбе. Это было идеальное сочетание для телохранителя: он был одинаково опасен как на дистанции, так и вплотную. Он был оружием двойного назначения, способным сначала метко отстреливаться, а потом, если патроны кончатся, применить внушительную физическую силу. Таких людей — штучный товар — система искала по всей необъятной стране и отбирала с тщательностью ювелира, ищущего идеальный алмаз. Только здесь искали алмаз, способный расколоть любой другой.
Впервые Богомолов увидел "объект номер один" в декабре 1940 года. Он, тогда еще простой постовой, нес службу у служебного подъезда Большого театра. Как он позже вспоминал, его поразила внешность вождя. Никакого блеска, никакой имперской пышности. Сталин был одет совершенно обыденно, в простую солдатскую шинель и — что, видимо, добило молодого охранника — в подшитые валенки.
Этот образ "отца народов", скромного аскета, был, конечно, мощнейшим идеологическим оружием. Но для охраны этот "аскет" был головной болью.
Особенно во время войны. Шла Вторая мировая, немцы стояли на подступах к Москве, ситуация на фронте была, мягко говоря, сложной. А Сталин, чья самонадеянность, порой, не знала границ, не желал отказываться от своих привычек. Одна из них — пешие прогулки по столице. Можно представить себе тяжелые настроения охраны, которая и так работала в авральном режиме, в условиях затемненного, прифронтового города, где хватало и диверсантов, и паникеров. А вождь желает "проветриться".
Богомолов часто сопровождал его на таких променадах. Работа у него была простая: идти рядом с человеком в подшитых валенках и быть готовым умереть.
Сталин, видимо, понимал, что создает охране массу проблем. Как-то во время такой прогулки, в тяжелейшем 1941 году, он остановился и произнес в адрес Виктора фразу, ставшую потом крылатой: «Все хорошо. И на нашей улице будет праздник». Звучало ли это как ободрение или как констатация факта, что охранник — это расходный материал на пути к этому празднику, уже не узнать. Но Богомолов фразу запомнил.
Был и другой, куда более показательный эпизод. Шел 1942 год. Ставка Верховного главнокомандующего располагалась в секретном бункере на станции метро «Кировская». Глубокая ночь. Богомолов дежурит у дверей кабинета Сталина. Внезапно, по воспоминаниям, около двух часов ночи, к нему подбегает начальник всей сталинской охраны, всемогущий генерал Николай Власик. "Витя, ты в шахматы играешь?" — "Да." — "А как?" — "Нормально, наших ребят побеждаю." — "Иди за мной. Сейчас будешь со Сталиным состязаться."
И тут же, как бы между делом, Власик добавляет: "Только не вздумай выигрывать!" Это был не совет, это был прямой приказ.
Богомолов действительно оказался неплохим игроком, имел первый разряд. Через несколько десятков ходов Сталин, видимо, почувствовав неладное, поинтересовался: "Товарищ, вы мне не подыгрываете?" — "Никак нет!" — "А чего руки трясутся?" — "Первый раз с самим Сталиным играю." — "Ну, ничего, привыкнете."
Партия окончилась вничью. Как на это отреагировал тот, кого лучше было не выигрывать, неизвестно. Но больше Волкодава перекинуться партейкой не приглашали. А вскоре его перевели в охрану маршала Жукова. Возможно, Сталин не любил ничьих. Или не любил тех, кто играет достаточно хорошо, чтобы свести партию вничью, но при этом у него трясутся руки.
Уже через полгода после той встречи у Большого театра, в августе 1941-го, Богомолов будет отвечать за безопасность вождя во время его поездки на линию фронта. Учитывая степень опасности — первая, самая катастрофическая фаза войны — охранника выбирали по самым высоким требованиям. И Богомолов справился. За обеспечение этой поездки он был награжден орденом Красной Звезды. Это был не просто значок, это была высшая оценка его работы.
Но в системе сталинской охраны ты был всего лишь фигурой на доске. И если вождь больше не хотел играть с тобой в шахматы, тебя просто переставляли. Богомолова перевели в охрану маршала Георгия Жукова. Учитывая статус "Маршала Победы", это не было понижением. Это была смена "объекта". Теперь Богомолов стал тенью Жукова, и к его прозвищу «Волкодав» стали добавлять пояснение — «Волкодав Жукова», что звучало, пожалуй, еще более устрашающе.
Богомолов, как первоклассный специалист, был нарасхват. Его передавали, как ценный инструмент, туда, где было опаснее всего. Он сопровождал не только Сталина и Жукова. На таких же поездках на фронт он был приставлен и к другим крупным военачальникам. Была в его биографии и секретная задача от НКВД: в какой-то период он отвечал за безопасность генерала Ивана Черняховского, командующего 3-м Белорусским фронтом.
Работа была изматывающей. Во время одной из поездок рядом с ними пролетел осколок. Генерал не пострадал, а вот один из охранников погиб. Это была суровая повседневность, где гибель была частью рабочего процесса.
Когда в марте 1953 года умер Сталин, Богомолов был назначен в почетный караул у гроба. Он стоял у тела человека, которому когда-то не проиграл в шахматы.
Это был конец целой эпохи, в том числе и для службы безопасности. Началась борьба за власть. Его способность быстро реагировать и физическая мощь высоко ценились, и многие политические деятели, вцепившиеся друг другу в глотки в борьбе за власть, пытались его переманить.
Интересовался охранником и всесильный (как тогда казалось) Лаврентий Берия. Но Виктор от подобного предложения отказался. Возможно, это был самый умный ход в его жизни, почище той шахматной ничьей. Отказаться от предложения Берии — это была почти немыслимая дерзость. Но Богомолов, видимо, обладал не только "страшной силой", но и удивительным чутьем. Вскоре Берия был арестован и осужден. Во многом этот отказ сохранил Богомолову не только карьеру, но и жизнь. Он не поставил не на ту лошадь, он просто не стал участвовать в скачках.
Судьбу Богомолова, по меркам той системы, можно назвать относительно счастливой. Он выжил. Он не был репрессирован, миновал лагерную участь, не был "случайно" застрелен. Он прошел по лезвию ножа и не упал.
Чего не скажешь о его бывшем начальнике, том самом генерале Николае Власике. Тот, кто был тенью Сталина почти четверть века, кто, по сути, создал всю эту систему "девятого управления", кто часто говорил: «не будет его (Власика) — не будет и Сталина». Власик, поднявшийся из чернорабочих до генерала и одного из самых влиятельных людей в стране, потерял все в одночасье.
Незадолго до смерти Сталина он попал в опалу, был обвинен во всех смертных грехах, лишен званий, наград и сослан. Он стал жертвой той самой машины, которую сам же и построил.
Маховик репрессий не щадил никого. Власик был наглядным примером того, что в этой работе не было "заслуг". Была только милость вождя, которая могла кончиться в любой момент.
Сама смерть Сталина стала для службы безопасности катастрофой. Их немедленно обвинили в том, что они "не проявили бдительность" и "не оказали своевременную помощь". Историки до сих L-ih пор спорят, почему охрана так долго не решалась войти в покои вождя, когда тот не выходил. Но правда, скорее всего, была прозаичной и сложной: они просто боялись. Войти без вызова означало подписать себе смертный приговор. Оказалось, что не войти — тоже.
Службу безопасности немедленно распустили, сотрудников перераспределили, а по сути — распределили по другим ведомствам, чтобы разорвать старые связи.
Богомолов уцелел и в этом шторме. Он продолжал охранять Жукова и в послевоенные годы, оставаясь эталоном профессионала. А после выхода на заслуженный отдых — что само по себе было чудом для этой профессии — он не пошел сажать розы на даче. Он стал преподавателем в школе телохранителей, в той самой Российской академии телохранителей. Человек, чья работа была в том, чтобы быть тенью, вышел на свет, чтобы передать свой бесценный опыт — опыт выживания. Его сын Владимир, окончивший спецшколу КГБ, стал частью выездной охраны Брежнева. Система обновилась, но ей по-прежнему нужны были "волкодавы".
Понравилось - поставь лайк и напиши комментарий! Это поможет продвижению статьи!
Подписывайся на премиум и читай дополнительные статьи!
Поддержать автора и посодействовать покупке нового компьютера
